Плохая шутка  - Александр Варго

У нее родилась идея.

– Денис, а какой номер дома на Донской? Покажи письмо.

Он снова достал конверт, взглянул на него сам и показал Лане.

– Тридцать седьмой. А что?

Лана, внимательно посмотрев на адрес, выпалила первое, что пришло в голову:

– У меня на этой улице знакомая живет. Но не в тридцать седьмом.

Денис кивнул. Он, как и большая часть парней, не особо слушал ответы, которые его не интересовали. Вопрос задавался лишь потому, что в этом месте он должен был быть. Непроизвольное сравнение Дениса с «большинством» не понравилось Лане. Она не хотела, чтобы он был в группе «большинства».

Через четверть часа они подошли к дому, где жила Лана.

– Ну что, зайдешь? Правда, там, наверное, Ленка со своим парнем.

Она знала наверняка, что соседки нет дома, потому что та собиралась вечером в субботу остаться у Сереженьки, поэтому раньше воскресного полудня ее ждать и не стоило. Просто ей захотелось побыть одной. Переварить произошедшее ночью.

– Нет, пожалуй, не будем им мешать. Пойду домой. Уберусь немного… или кино какое-нибудь посмотрю.

– Ну давай! – Лана поцеловала Дениса в губы. Он ей нравился. Он был несобранным и застенчивым, но он, в отличие от многих, был настоящим.

Денис улыбнулся.

– Даю.

И, развернувшись, неторопливо пошел в обратном направлении. Лана, стоя у двери подъезда, глядела ему вслед. Тот шел, немного сутулясь и засунув руки в карманы.

«Да уж, не предел мечтаний, но сойдет», – ласково подумала Лана, достала связку ключей из сумочки и, приложив чип к замку, открыла дверь в подъезд.

Денис двигался по направлению к дому, пытаясь разобраться в своих чувствах. С одной стороны, то, что с ним происходило, не пожелаешь и врагу. Его не покидало ощущение нереальности. Жизнь, размеренная и однообразная до зевоты, вдруг сделала резкий крен. Ему вспомнился фильм «Другие», где героиня Николь Кидман в один момент узнает, что она мертва и что мир, которым она и дети жили, их уже не касается. Похоже чувствовал себя и Денис. Словно он сорвался с горы и, будучи не в состоянии что-либо исправить, стремглав летел вниз. Только что под ногами находилась твердь камня, а теперь – простор пропасти. Неуправляемое падение вниз. И в настоящий момент он не видел ничего, что могло бы прервать или, на худой конец, замедлить это движение. И именно отсутствие вариантов выхода из ситуации было хуже всего. Может быть, со временем появится какое-то решение, но сейчас его не было. Только безнадега и страх.

С другой стороны, с ним происходило кое-что еще, чего раньше не случалось. Он влюбился. И самое приятное, что это чувство было взаимным. Или казалось таковым. Нет, конечно, раньше Денис влюблялся. И достаточно часто. И всегда безответно. Это были безнадежные увлечения неудачника. Позже Денис ограничивался редко перепадающим сексом с незнакомыми (и всегда нетрезвыми) девушками из ночных клубов. Но то, что приносило физическое удовлетворение, никогда не трогало его душу. Сейчас же его сердце начинало усиленно биться лишь при одном воспоминании о Лане.

Подойдя к дому, Денис увидел на скамейке старушку из соседнего подъезда. Все, даже ее ровесники, называли ее «Баба Клава». Денис про себя именовал ее «Балаклава», всегда вспоминая при этом гнусавого радиста из «Мистера Питкина в тылу врага». Баба Клава совершенно выжила из ума: она постоянно болтала сама с собой, часто срываясь на визг, от нее несло мочой и лекарствами, а выцветшие глаза светились безумием. Ходили слухи, что ее довел собственный сын, позарившийся на двухкомнатную квартиру старушки. Денис не любил прислушиваться к различным россказням, но непроверенная и бессмысленная информация зачастую оседала в голове помимо его воли.

Баба Клава, сгорбившись, сидела на лавке и смотрела пустыми глазами на кусты в палисаднике. Дрожащие руки безостановочно перебирали грязный платок, больше похожий на тряпку. Когда Денис приблизился, она медленно перевела взгляд на него. В момент, когда старуха увидела его, произошла удивительная метаморфоза: глаза Балаклавы расширились, она издала странный, еле слышный скулеж и начала отодвигаться к дальнему краю скамейки, не мигая и не отводя взгляда от Дениса. Она походила на побитую собачонку, пятящуюся от злого хозяина. Старуха двигалась до тех пор, пока не кончилась скамейка, затем опрокинулась на асфальт. Больше она не шевелилась, а только смотрела во все глаза на Дениса.

Он ускорил шаг, ворвался в свой подъезд и захлопнул дверь. Затем оперся о стену. Глаза щипало от подступающих слез.

– Что происходит? – шептал он, закрыв глаза. – Что тут происходит? Иисус и все апостолы, мать вашу, в чем я виноват?

Ответа на свой вопрос он не получил.

12

На Донском кладбище царил покой. Для воскресенья это было удивительно. Обычно по узким дорожкам медленно и как будто бесцельно перемещались люди. Они старались говорить тише, шепотом, но оттого их было слышно еще сильнее. И все это превращалась в неприятную, отвлекающую от мыслей какофонию. Сейчас же казалось, что администрация кладбища просто решила не открывать сегодня ворота. Изредка были видны люди, идущие поодиночке или парами. Но и они, видимо, чувствовали сложившуюся тишину и старались ее не нарушать разговорами.

Легкий ветерок шумел в кронах расположенных вдоль дорожек деревьев. Солнце, спрятавшееся за облаками, не пекло. Погода отлично подходила для общения со своими родными. Перед Виктором на земле разместились две скромные надгробные плиты. Надпись на первой гласила:

Вторая сообщала, что под ней находился

Катя и Слава.

Виктору говорили: «Бог дал, Бог взял». Бред. Богу никто не давал такого права. Разве Он – это маленький разыгравшийся мальчик, который в порыве благородства разрешил поиграть своей машинкой, а уже через минуту забирает ее обратно? Нет. Он создал этот мир, и его святая обязанность – следить, чтобы ублюдки, такие как Кондратенко и Филимонов, не появлялись на белый свет. Чтобы старики умирали тихо и мирно в своих постелях в окружении родных. Чтобы родители не переживали своих детей.

После утренних событий Виктор собирался пойти к Сергееву Леше. Старый товарищ был в силах помочь. По крайней мере, Виктор на это надеялся. Но выйдя в одиннадцать утра из дома, он понял, что не в состоянии заниматься расследованием. Сейчас ему хотелось посидеть в тишине, поговорить с семьей, успокоить мятущуюся душу.

Он присел на землю у подножия могил и прислонился к ограде.

– Привет, Катенька. Привет, сынок. Вот и я. Наверное, я уже вас не увижу. Меня к вам не пустят. Я тут натворил дел. Но иначе не мог… – Виктор беззвучно заплакал. – Да и что я бы сказал Ему? Он забрал вас у меня…